Перед презентацией нового альбома Алексей Долматов, он же рэпер Гуф, рассказал Time Out о своем закончившемся в 34 года детстве, сложных отношениях с Москвой и о том, почему после выхода «Еще» ему больше ничего не хочется.
Это интервью должно было появиться раньше, но встреча не состоялась. Тогда я тряслась в маршрутке, успокаивая себя тем, что исполнитель, альбом которого возглавил топ iTunes, стоит того, чтобы полтора часа тащиться во Внуково, но уже стоя на обочине Киевского шоссе, я узнала, что Гуф «уехал по делам». «Тоже мне Мадонна», – выругалась я, но о второй встрече все же договорилась.
На нее пригнали сразу нескольких журналистов, а перед входом в комнатку организаторы нервно нашептывали мне: «Только, пожалуйста, давайте недолго, он не в духе».
Внутри Гуф сидел в углу, жевал гору овощей и пил зеленый смузи. Он похож на интеллигентного, следящего за собой московского мужчину – моложавый, подтянутый, в очках в тонкой металлической оправе. Когда он не знает, что сказать, у него подрагивает верхняя губа, и случается это довольно часто.
«Что, – говорю, – с вами стряслось, я ради вас во Внуково приехала, а вы исчезли». Алексей искренне удивился, извинился, а его концертный директор стыдливо вышел из комнаты. Через пять минут он снова появился в дверях, Гуф показал ему палец вверх, и я невольно выдохнула – львам меня сегодня не скормят.
Каждая вторая песня на вашем новом альбоме о Москве. Почему?
Люблю город свой, продолжаю его любить, несмотря ни на что.
Почему тогда уехали жить за город?
Потому что спокойнее жить без соседей, чужих детей, собак. Я просто до этого долго жил за городом, потом перебрался в центр и офигел от квартирной жизни. Из подъезда выходишь, сразу упираешься в пробку, и начинается какой-то сумасшедший дом. У меня большой дом, несколько этажей.
В треке «Маугли» вы говорите, что нужны этому городу. Зачем?
Как какой-то, может, санитар леса. У меня очень много связано с этим городом, я знаю все улицы, знаю метро наизусть. Я москвич до мозга костей и горжусь этим. Сейчас москвичей все меньше, очень много приезжих, а я хочу сохранить москвичность, как житель, патриот этого города.
Многие говорят, что кажется, будто «Еще» – ваш последний сольник. Это так?
Так про каждый мой альбом говорят. Видимо, они думают, что я отойду от дел. Да и возраст у меня такой не рэперский. Мне уже 36, но я почему-то все еще чувствую в себе какой-то запал. Люди в этом возрасте начинают делать что-то более общедоступное, на какую-то попсу переходят или начинают петь. Я пока к этому не пришел, и шансон уже вряд ли запою. Я раньше думал, что в 30 не буду скакать по сцене с микрофоном. И вот мне 36, а я продолжаю эти заниматься.
Что чувствуете после выхода альбома?
Сейчас какое-то плохое настроение последний месяц. Не знаю, с чем это связано. Ощущаю какую-то внутреннюю пустоту. Ничего не хочется: ни концертов, ни гастролей. То же с интервью – я очень долго ломался, прежде чем его дать. Надо что-то с этим делать, к чему-то новому прийти. Надо искать в себе силы для продолжения творческого пути. Может, это у меня кризис среднего возраста. Может, это из-за того, что я травку бросил, я полтора месяца уже не курю после Красноярска. Какое-то все фу-фу-фу.
А держитесь?
Еле-еле держусь, без всяких врачей, просто потому что очень злой на ФСКН. Меня со всех сторон сейчас щемят, не могу забрать права, раз в месяц хожу сдавать анализы в диспансер. И все это очень не радует. Меня постоянно куда-то таскают. Я не думал, что придется вот так бросать. Отвратительно из-за такого завязывать, но со всех сторон закручивают гайки. Если сорвусь, это опять будут суды, любой мусор меня может остановить, отправить на экспертизу. А у меня почему-то трава держится в крови месяца по три, хотя у всех месяц. И опять будут меня постоянно закрывать: на шесть суток, на 15. Я не знаю, почему они именно на меня ополчились. Знал бы, наверное, лучше бы себя чувствовал. Может, кто-то за мой счет пропиариться хочет.
Как планируете справляться с этим нежеланием что-либо делать?
Поеду в Израиль, потусуюсь, мне там хорошо. Я там много раз был. Мне поездки туда дышать помогают. У меня будет перерыв между концертами дней в десять, тогда и смотаюсь.
А как концерты играть с таким настроением?
Сделаю, все будет нормально. Это внутреннее что-то. Беспокойство, пустота.
А было раньше такое?
Наверное, бывало, но как-то очень давно. Когда с женой разводился, наверное.
То есть для вас бросить травку – то же самое, что с женой развестись?
Нет, гораздо сложнее.
Многие рэперы сейчас встраиваются в систему и отлично себя чувствуют. Вам ничего такого не предлагали?
Нет, не предлагали. Тимати, думаю, вряд ли сам подсуетился, его обработали. А Баста сам все сделал, он молодец, сейчас на первом канале. А я на своей волне и не собираюсь прогибаться.
Меня только одно беспокоит – чтобы права отдали. Их забрали два года назад (за вождение в состоянии наркотического опьянения – прим. Time Out) и уже должны были вернуть. Но оказалось, что они у меня почему-то аннулированы навсегда. И знакомые ГАИшники отказываются помогать, говорят, что не хотят во все это ввязываться.
Если встроиться, можно веселее жить, но как это? Читать про ЗОЖ и президента? Я так не могу, я буду врать самому себе. Они-то правда любят ЗОЖ и президента. Я тоже, кстати, его люблю – за амнистию в 2000 году (тогда Гуфа задержали с большим количеством наркотиков, и он находился семь месяцев под следствием – прим. Time Out). Но сейчас, мне кажется, он уже начал жестить – слишком сильно закручивает гайки. Так нельзя.
Вам кто-нибудь помогает?
В той ситуации с Красноярском все пытались нам помочь. Знакомые подняли какие-то связи, но всех посылали, разворачивали. И мы сидели и просто не знали, что нам еще пришьют, что подкинут. Очень неприятная ситуация была, только благодаря адвокату все разрулилось, потому что он знал, как себя вести. Но даже он тогда офигел, потому что очень жестко и странно все было, очень злые люди. И до сих пор мне звонят из Красноярска, напоминают, что мне нужно идти в диспансер. Взяли с меня 4500 штрафа за пропаганду, это их местные лингвисты разобрали мои тексты и обнаружили. То есть в Москве все было спокойно, а там почему-то нашли.
А вы точно не пропагандируете?
Я о себе читаю, вы же не думаете, что я связан с картелями и агитирую народ идти употреблять. Я сам для себя знаю, что хорошо, что плохо, и только об этом говорю. О героине у меня есть ужасные треки, где люди умирают и все плохо. Про травку, может быть, есть веселые, потому что от травки пока плохо никому не было. Но и в то же время я же не говорю: «Пойдемте покурим». Просто рассказываю о своей жизни.
Что слушаете?
Я много что слушаю: техно, минимал техно, лаунж. А из рэпа мало кого: есть пара американцев, они совсем молодые и малоизвестные. Из русских – даже не знаю. Наверное, Баста хороший музыкант, он человек-оркестр. Много молодцов, но так, чтобы сказать про кого-то, что за ним будущее, я не могу. Для меня такого человека нет.
Что сейчас пишете?
Мы заканчиваем альбом «Centr». Штук восемь треков записали, и еще столько же запишем. У нас появилось новое дыхание, тем более после Красноярска мы стали очень дорожить нашей дружбой. И сегодня после интервью поеду на студию писать. Тяжело, но охота уже отстреляться и свалить обратно к себе в деревню.
О чем альбом «Еще»?
О том, что все уже по-другому. И по-старому уже не будет. Много перемен и в жизни, и в наших законах. Так легкомысленно, как раньше, относиться ко всему уже не получится. Придется собраться, перестроиться на другой уровень, более серьезный, обдуманный, качественный. Многие события заставили задуматься – со мной за последний год происходит что-то странное, мне дают очень много знаков, что я что-то делаю не так, надо что-то поменять в жизни, в себе. И в этом альбоме я размышляю: what the fuck, что сделать, чтобы все было как раньше. Чтобы легко дышалось, жилось. Много взрослых проблем свалилось: семейных, бытовых. И я к этому не был готов. Нормальные люди к этому идут постепенно, а у меня все сразу навалилось, и я офигел от количества проблем, головняков. Чего-то я задержался в детстве – аж до 34-х. Теперь менять все придется навсегда. Но я допускаю, что когда-нибудь я еще покурю травки, я очень скучаю по ней.
